Неточные совпадения
На костях его плеч висел широкий
пиджак железного цвета, расстегнутый на груди, он показывал сероватую рубаху грубого холста; на сморщенной шее, под острым кадыком,
красный, шелковый платок свернулся в жгут, платок был старенький и посекся на складках.
В приемный покой вошли доктор с фельдшером и частный. Доктор был плотный коренастый человек в чесунчевом
пиджаке и таких же узких, обтягивавших ему мускулистые ляжки панталонах. Частный был маленький толстяк с шарообразным
красным лицом, которое делалось еще круглее от его привычки набирать в щеки воздух и медленно выпускать его. Доктор подсел на койку к мертвецу, так же как и фельдшер, потрогал руки, послушал сердце и встал, обдергивая панталоны.
В праздники он обыкновенно стоит где-нибудь на перекрестке, в
пиджаке поверх
красной рубахи, выпятив вперед живот и расставив ноги.
В это время наверх поднимались двое мужчин в суконных картузах набекрень, в
пиджаках нараспашку, один в синей, другой в
красной рубахах навыпуск под расстегнутыми
пиджаками — очевидно, товарищи Симеона по профессии.
Тяжело дыша,
красная, в наскоро накинутом платке, одной рукою она отирала лицо и, прижав другую ко груди, неразборчиво говорила, просила о чём-то. Он метнулся к ней, застёгивая ворот рубахи, отскочил, накинул
пиджак, бросился в угол и торопливо бормотал, не попадая ногами в брюки...
Я был одет в
пиджак,
красную рубаху и высокие сапоги. Корсиков являл жалкую фигуру в лаковых ботинках, шелковой, когда-то белой стеганой шляпе и взятой для тепла им у сердобольной или зазевавшейся кухарки ватной кацавейки с турецкими цветами. Дорогой питались желтыми огурцами у путевых сторожей, а иногда давали нам и хлебца. Шли весело. Ночевали на воздухе. Погода стояла на наше счастье, теплая и ясная.
На бледном лице Фомы выступили
красные пятна, он переступил с ноги на ногу, судорожным движением спрятал руки в карманы
пиджака и ровным, твердым голосом сказал...
Сестра была в восторге от его булавок, запонок и от
красного шелкового платочка, который он, вероятно, из кокетства, держал в переднем кармане
пиджака.
Он лежал у глухой незастеклённой стены беседки, под яблоней, на которой
красные яблоки висели гроздьями, как рябина; лежать было жёстко; он покрыт своей изношенной лисьей шубой, и на нём толстый зимний
пиджак.
Вышел со двора хозяин нашей избы и сосед наш Панков, в
пиджаке, с
красным платочком на шее, в резиновых галошах и с длинной, как вожжи, серебряной цепочкой на груди. Он смерил Мигуна сердитым взглядом...
В буднее время, осенью и зимой, гимназисты носили черные суконные курточки (они назывались
пиджаками), без поясов, с синими погонами, восемью медными пуговицами в один ряд и
красными петлицами на воротниках.
И тотчас из ясеневого ящика выглянула причесанная, светлая, как лен, голова и синие бегающие глаза. За ними изогнулась, как змеиная, шея, хрустнул крахмальный воротничок, показался
пиджак, руки, брюки, и через секунду законченный секретарь, с писком: «Доброе утро», вылез на
красное сукно. Он встряхнулся, как выкупавшийся пес, соскочил, заправил поглубже манжеты, вынул из карманчика патентованное перо и в ту же минуту застрочил.
Метелкин, неопределенных лет человек, в одном плисовом
пиджаке и в ярко-красном шарфе на шее, шагал за телегой по стороне, стараясь согреться ходьбой.
Он был в своем порыжевшем плисовом
пиджаке и в
красном шарфе; бледное чахоточное лицо было покрыто розовыми пятнами, и черные большие глаза сегодня казались еще больше.
Я не пошел, а полетел в гостиницу! Хохол выслушал меня с мрачной недоверчивостью, однако надел коричневый
пиджак и медленно поплелся в театр. Я остался ждать его. Через четверть часа он вернулся. Лицо его было, как грозовая туча, а в правой руке торчал пучок
красных театральных контрамарок. Он сунул мне их в самый нос и сказал глухим басом...
Одет он в серенький, домашний, с
красною оторочкой
пиджак и в широкие клетчатые шальвары.
Дюковский
покраснел и опустил глаза. Становой забарабанил пальцем по блюдечку. Исправник закашлялся и полез зачем-то в портфель. На одного только доктора, по-видимому, не произвело никакого впечатления напоминание об Акульке и Нане. Следователь приказал привести Николашку. Николашка, молодой долговязый парень с длинным рябым носом и впалой грудью, в
пиджаке с барского плеча, вошел в комнату Псекова и поклонился следователю в ноги. Лицо его было сонно и заплакано. Сам он был пьян и еле держался на ногах.
Через полтора часа я приехал снова. Навстречу мне вышел муж, с странным лицом и воспаленными,
красными глазами. Он остановился в дверях залы, заложив руки сзади под
пиджаком.
Вскоре потянулись в церковь и пушкари, чистые, благообразные, в
пиджаках и жилетах поверх
красных и синих шерстяных рубах, в длинных, с бесконечным количеством сборок, сапогах на высоких и острых каблучках.
Кончив объяснение с Пшецыньским, генерал вышел на крыльцо. Полковник как-то меланхолически выступал за ним следом, держа в руках «Положение». На крыльце генерала встретили только что подошедшие в это время становой с исправником и предводитель Корытников, на котором теперь вместо шармеровского
пиджака красовался дворянский мундир с шитым воротником и дворянская фуражка с
красным околышем.
В комнату неслышно вошел высокий парень в
пиджаке и
красной рубашке, в новых, блестящих сапогах. Он остановился у порога и медленно оглядел Степана. Я побледнел.
Варвара Васильевна провела Токарева, Катю, Вегнера и Ольгу Петровну к лесной сторожке. К ним навстречу вышел лесник — худощавый, с
красным носом, в
пиджаке. Варвара Васильевна сказала...
— «Завелись, — говорят, — доктора у нас, так и холера пошла». Я говорю: «Вы подумайте в своей башке, дайте развитие, — за что? Ведь у нас сколько народу выздоравливает; иной уж в гроб глядит, и то мы его отходим. Разве мы что делали, разве с нами какой вышел конфуз?» В комнату неслышно вошел высокий парень в
пиджаке и
красной рубашке, в новых, блестящих сапогах. Он остановился у порога и медленно оглядел Степана. Я побледнел.
Он наметил у стола биржевиков молодого брюнета с лицом, какие попадаются в магазинах белья и женских мод, в узких бакенбардах, с прической «капульчиком», в темно-красном шарфе, перехваченном матовым золотым кольцом.
Пиджак из английского шевиота сидел на нем гладко и выказывал его округленные, падающие, как у женщины, плечи.
Судя по портретам, можно было заключить, что Золя в своем туалете не только не франтоват, но даже небрежен. На портретах он по туалету смотрит каким-то мастеровым. У себя дома Золя гораздо франтоватее. Он работает в коротком
пиджаке из белой фланели. В Париже очень многие пишущие люди держатся этого домашнего видоизменения халата. Домашняя рубашка — с воротом, расшитым
красной бумагой; манжеты гофрированы, так же как и грудь. Это мне показалось немного странным…
Отец у него был священник, а мать дворянка, значит, по рождению принадлежал он к сословию привилегированному, но как я ни всматривался в его испитое, почтительное, всегда потное лицо, в его рыжую, уже седеющую бороду, в жалкенький рваный
пиджак и
красную рубаху навыпуск, я никак не мог найти даже следа того, что у нас в общежитии зовется привилегиями.